24.04 в библиотеке им. Горловского представляли книгу Юрия Палагина «Русские писатели и поэты ХХ века в Сергиевом Посаде». Это четвертая завершающая часть из серии его книг о литераторах и философах, живших в нашем городе или посетивших его.
Послушать известного писателя, педагога, краеведа пришло столько людей, что библиотечный концертный зал был заполнен до отказа. Рассказ Юрия Палагина приводится с небольшими сокращениями:
ПОТРЯСЕНИЕ СТРАНЫ
- В ХХ веке произошло, наверное, самое серьёзное из потрясений, какие случились в России. К февральской революции подтолкнула Первая мировая война, начавшаяся в 1914 году. Люди были потрясены тем, что происходит на фронте. Подкосило страну и ещё одно событие: 1 июня 1917 года Петроградский Совет, который тогда состоял из меньшевиков, издал приказ об отмене единоначалия в армии.
Представляете, что случилось с армией? Она перестала существовать. Недаром в августе 1917 года очень трепетно воспринимающий всё, что есть на свете, Василий Васильевич Розанов убежал из Петограда, потому что немцы со дня на день должны были взять город. И Розанов убежал в Сергиев Посад. И здесь пишет свой «Апокалипсис». В этом произведении он говорит, что «Россия слиняла в два дня. Самое большее в три. Поразительно, что она рассыпалась вся. До подробностей, до частностей. Не осталось царства, не осталось церкви». А Иван Алексеевич Бунин, убежавший в Одессу, пишет статьи, такого, злобного характера уже против революции восставшего народа. Или как говорил про этот народ Керенский: взбунтовавшиеся рабы. Он пишет в одной из статей: «Как это случилось, что брошена была на полный произвол судьбы и ни когда-нибудь, а во время величайшей мировой войны, величайшая на Земле страна…»
СТРАНА РАБОВ
Я открываю книгу статьёй, посвященной историку Василию Осиповичу Ключевскому. Как и третья часть была открыта Карамзиным. Это два историка, которые определили свой век, и век ХХ был, безусловно, представлен очень хорошо Василием Осиповичем Ключевским. Он сказал удивительно о нашей России: «Не знаю общества, которое терпеливей, не скажу доверчивее, относилось бы к правительству. Как не знаю правительства, которое так сорило бы терпением общества, точно казёнными деньгами». И мы видим это и сейчас. И как Россия слиняла в два-три дня, мы тоже видели, чем завершилась «Перестройка» для советской России.
А Ключевский здесь преподавал в Духовной академии 36 лет. Каждый понедельник он приезжал в Сергиевский Посад в 3 классе, снимал дешёвый номер за 50 копеек в нашей монастырской гостинице, ныне отремонтированной. Читал лекции в понедельник и вторник и вечером уезжал. Когда было свободное время он ходил на Блинную гору, и там катался на качелях, каруселях с нашей ребятнёй. Когда он подъезжал к Сергиеву Посаду, а вдоль железной дороги стояли домики, в которых жили вдовы с большим количеством ребятишек. И он своим спутникам говорил: «Деяния святых отцов». Василий Осипович Ключевский очень осторожно относился к духовенству и сказал о нём много нелицеприятных слов. И он сказал удивительную фразу, которую стоит взять как отправную точку в объяснении самих себя. «Наша беда в нас самих. Мы не умеем стоять за закон». Вспомните русские пословицы: «Закон, что дышло…», «Дуракам закон не писан»…
А почему же мы дураки? Ключевский очень умно и хорошо подошёл к этому. Почему мы стали дураками? Он выяснил, что дворянство наше не имеет никакого официального, законного права владеть землёй. Это одна из его главных работ о боярской Думе. Второе, он заметил, что ни в одной европейской цивилизованной стране дворяне или высший класс владели землями, владели лесами, угодьями, чем угодно, но не владели людьми. А у нас высшее общество вместе со скотом владело людьми. Продавали, избивали, убивали… Мы русские, как люди, были абсолютно не самостоятельны. «Вот приедет барин, барин всё рассудит». Мы только надеялись на власть, потому что у нас самих никакой власти не было, и не было власти по отношению к самому себе. Не было уважения к самому себе. Мы были придатком господствующего класса. Поэтому была вытравлена всякая самостоятельность. Только надежда, что кто-то сделает за нас… Это длилось несколько сотен лет, и это проявляется в генах и сегодня. Недаром в XVI веке в Россию приехал Сигизмунд Герберштейн, который сказал, что «эта нация рождена быть рабами». В XVI веке мы уже были такими. Бесправными, лишенными всякого самоуважения. Отсюда и отсутствие законности, и отсутствие любви к законности, и отсутствие уважения к законности.
НАС ОТРАВИВШАЯ СВОБОДА
На этой преамбуле, наверное, можно было бы и закончить, но я хочу напомнить вам несколько строк Есенина: «Ещё закон не отвердел, страна шумит как непогода, хлестнула дерзко за предел нас отравившая свобода».
В книге вы прочитаете у многих вот это… «Нас отравившая свобода». Что мы делали…. В Москве в июне месяце по Тверской ходили, извините, голые бабы с лозунгом «Долой стыд!» И мы подобное и сейчас наблюдаем, мы тоже отравлены свободой, и не знаем, что делать. Нас как собак спустили с цепи, и мы кинулись, куда глаза глядят… «Хлестнула дерзко за предел нас отравившая свобода».
«Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.
Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму -
Куда несет нас рок событий.
Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.
Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ламанша…»
Это высказывание поэта самого простого, может быть, самого доходчивого, самого легкоранимого поэта. А если мы обратимся к поэзии того времени, прочтём стихи Блока, Маяковского и многих других, то мы найдём подтверждение тому, что мы, как лошади, загнанные в мыле, не знали, что твориться и куда понесёт нас рок событий…
30 МАЛЕНЬКИХ ЖЗЛ
О книге. В ней 30 маленьких статей. Наподобие серии «жизнь замечательных людей». О Куприне, о Бунине… Я только напомню вам, что мне во многом помогли, и я готов мысленно встать на колени перед нашими краеведами, которые с 1950-1960-х годов заставляли меня узнавать, какие поэты, писатели были здесь.
Очень многих я знал в лицо. В наш институт приходили: Вознесенский, Евтушенко, Окуджава, Высоцкий, Паустовский, Эренбург. Мне было интересно узнавать, каким образом они попадали в Сергиев Посад. Так пришла мысль создать эту книгу. Некоторым я звонил, некоторым писал письма.
На письмо, которое я послал в Вешенскую, в музей Шолохова, ответ пришёл сразу. «Мы не располагаем сведениями, был ли Шолохов в Сергиевом Посаде». Под Струнино есть деревушка Лизуново, там музей Алексея Мусатова. Я с ребятами ходил туда в поход, писал. И вот недавно совсем звонок из Лизуново. «Мы ничего не нашли о его пребывании в Сергиевом Посаде». Из дома-музея Булата Окуджавы в Переделкино ответа не пришло. Это очень озадачило меня.
А вот письмо Каманиной, его дочь Галина Органовская живёт в Москве, не осталось без ответа. Галина прислала свои воспоминания об отце, мне было очень приятно, и многое вошло в статью о Каманине.
В самом начале, когда я ещё не думал, что буду писать книгу, читал рассказ Приставкина «Два блюда из Загорска». Тогда ещё не выходила «Ночевала тучка золотая». Там тоже много Загорска. Это разбойный детский дом… И мне хотелось узнать почему Загорск был избран для описания такой тяжелой ситуации. И я тогда ещё в 1960-е года послал письмо. Но ответа не пришло. Я конечно, надулся, извините за выражение. А когда начал писать четвёртую книгу, послал опять письмо на тот же адрес. Присылает мне ответ его жена Марина. «Совершенно случайно письмо, которое послали на адрес, по которому мы давно не живём, случайно дошло до нас…» Марина подарила библиотеке им. Горловского много книг, но Анатолий Игнатьевич всё был занят, потом болел, и так и не смог найти время и ответить на мои вопросы.
УЧЕНИК ПРИШВИНА
Очень хорошо меня встречал, переписывался, звонил, посылал телеграммы Виктор Фёдорович Боков.
«В этом городе я первый стих произнёс, грач весенний мне первую строчку принёс. Помню, в городе этом сам Пришвин ходил, он весну понимал, он природу любил, он за чёрной могучей своей бородой был ребёнок, был юноша, был молодой. Часто мне говорил: всё ищите в лесу, я из леса в корзине поэмы ношу. Этот мудрый наставник был прост и велик. Нет в Загорске его, есть его ученик». Он считает себя учеником Михаила Михайловича Пришвина. Пришвин услышал Бокова на обычном вечере в техникуме, где многие читали стихи. Поманил его пальчиком, и сказал: «Стихи вы читали плохие, никудышные. Но как вы вышли на сцену! С каким апломбом, артистизмом вы прочитали эти плохие стихи. Я понял, что вы – поэт. Вы – талант». Он его так и поддерживал. Даже когда Боков был осуждён, он писал письма: обязательно выживи, ты нужен нам…
ЗАГОРСКАЯ ЛАВРА
У Андрея Вознесенского есть стихотворение «Загорская лавра», написанное в 1958 году. Я посылал ему письмо, но он не удосужился ответить. Однако на премьере оперы «Хованщина», когда оркестром дирижировал Мстислав Ростропович, и весь московский бомонд сидел в партере, я увидел Вознесенского. Мы сидели с Лёшей, руководителем нашего хора (Алексей Кузнецов – руководитель народного камерного хора Сергиева Посада) Я говорю, там Вознесенский… А Лёша: ну, и что? Сейчас настанет антракт, мы к нему подойдём. Я так и обмер. В антракте набрался нахальства, и подошёл. Представился, объяснил, что хотел бы узнать, в каком окружении родилось стихотворение «Загорская лавра». Он слегка смутился и сказал, что теперь так не думает, что изменил свою человеческую позицию… Я грубо так сказал, что мне наплевать на вашу человеческую позицию. Стихотворение прекрасное, оно высокохудожественное… Он оставил мне свой телефон, у меня тогда телефона не было, пришлось звонить с почты по жетончикам. И только мы разговорились, жетончики кончились. И больше мне до него дозвониться не удалось. А в тот телефонный разговор Андрей Андреевич рассказал, что его прадед Андрей Полисадов был архимандритом, настоятелем Благовещенского Муромского собора. Пользовался большим уважением, был удостоен царских милостей. А стихотворение вот такое:
Сопя носами сизыми
И подоткнувши рясы --
Кто смотрит телевизоры,
Кто просто точит лясы.
Я рядом с бледным служкою
Сижу и тоже слушаю
Про денежки, про ладанки
И про родню на Ладоге...
Я говорю: - Эх, парень,
Тебе б дрова рубить,
На мотоцикле шпарить,
Девчат любить!
Тебе б не четки
И не клобук, -
Тебе б чечеткой
Дробить каблук!
Эх, вприсядку,
Чтоб пятки - в небеса!
Уж больно девки падки
На синие глаза.
Он говорит: - Вестимо... -
И прячет, словно вор,
Свой нестерпимо синий,
Свой нестеровский взор.
И быстрою походкой
Уходит за решетку.
Мол, дружба - дружбой,
А служба - службой...
***
Потом Юрий Палагин представил собравшимся свою первую учительницу Евгению Кузьминичну Стальникову. Затем актёр Иван Кокорин, когда-то учившийся у Юрия Николаевича, читал Симонова. Было ещё много выступлений и воспоминаний людей, знающих Палагина, помогавших ему в создании четырёхтомника. Представление книги завершилось выступлением народного камерного хора под управлением Алексея Кузнецова. Юрий Палагин тоже пел.
Добавить комментарий