В сердце моём навсегда

II. РЕММАШ:  ЭКСПЕДИЦИЯ, ПАРТКОМ
      НА НОВОСТРОЙКЕ
   В 1958 году мы вернулись в Краснозаводск, но работать я пошел в НИИХИММАШ на Новостройку (ныне Пересвет).     Не хотелось идти на старый завод, манила новая техника, связанная с космосом. Да и квартирный вопрос был немаловажен. В Краснозаводске на жильё рассчитывать не приходилось.
   Сначала рисовал в транспортном цехе плакаты: «ТО-1», «ТО – 2». Когда получил допуск, меня принял Виктор Сергеевич Сидоров, начальник экспериментального цеха. Спросил, могу ли я месяца три поработать токарем. Дал деталь, спросил о технологии её изготовления. Я рассказал. И начал работать на токарном станке.
   Было непросто. В Азове обрабатывались обычные стали, а здесь высокохромистые или с большими добавлениями никеля. То есть – совсем другие твердость и пластичность. Освоил. Перевели на должность мастера.
   Сейчас почему-то вспомнилось: утром иду в цех, вижу - на дороге замерзшая лужа и консервная банка пристывшая. Я её бью ногой. Подметка отлетает. Пришел на работу, говорю: мужики, выручайте - денег у меня нет и ботинка теперь нет. А в одном ходить неудобно…
   Мы поженились с Тамарой в 1960 году.
   Жить было негде. Она привела меня к себе домой. Комната в коммунальной квартире. На двадцати квадратных метрах в той комнате жили её родители, младший и старший братья. Отгородили нам угол шкафом, поставили там кровать с панцирной сеткой, провисшей до полу, и положили перину.
   В 1961 году родился сын.
   В 1964 – второй.
   В 1965 году получил отдельную двухкомнатную квартиру на Реммаше. Хорошо жить я начал года с 1966-го. До этого нам с Тамарой и двумя сыновьями едва хватало на пропитание.

   НИИХИМСТРОЙМАШ
   Два года я учился на дневном отделении Казанского химико-технологического института.
   После окончания института в 1964 году меня приняли на работу в НИИХСМ, что в Реммаше, на должность начальника техбюро экспериментального производства.
   Директором НИИ был Сухопалько Михаил Вавилович. Очень необычный человек, проживший интересную жизнь.
   Много лет он был знаком с Королевым. Как и я, до этого работал на Новостройке, где был начальником отдела.      
   Потом его рекомендовали директором нового института - НИИХСМ, разрабатывающего наземные стартовые комплексы, испытательные стенды, системы заправки жидкостных ракет для полигонов в Капустином Яру, Плесецке, на Байконуре.
   Михаил Вавилович сам подбирал для производства кадры. Беседовал с каждым, проявлял заинтересованность не только к трудовой деятельности каждого, но и к его семейным делам.
И принятые им люди долгие годы и десятилетия уже после его смерти оставались надежной основой реммашевского института.
   Начальником производства был Карпычев Владимир Иванович. До этого мы вместе работали мастерами на Новостройке. Как и я, он вырос в Краснозаводске, но был старше на пять лет.
   Чтобы имелось представление, чем мы занимались, объясню популярно: ракета стоит на стартовом столе, окруженная мачтами обслуживания: кабельными, топливными и другими. Всевозможными приборами, датчиками, аппаратурой управления. Весь этот стартовый комплекс входит в компетенцию реммашевцев. А то что улетает в небо – во всяком случае – двигательная часть – относится к компетенции новостройковцев.
   В те годы в институте расширялась производственная база, росла численность сотрудников.
   Работа была интересной. Расширялся кругозор. Приобретался опыт. Я был в курсе событий, происходящих в ракетно-космической отрасли. Как сейчас бы сказали – это был национальный проект. Настоящий национальный проект, поддерживаемый и воодушевлявший миллионы советских людей.
   К тому же я был молод, и для меня было немаловажно, что, как во всяком новом неосвоенном деле, степеней свободы действий было гораздо больше, чем на каком-нибудь устоявшемся, закостеневшем производстве.
   В 1966 году Михаил Вавилович Сухопалько пригласил меня и ознакомил с подписанным приказом о назначении начальником 16-го отдела - экспедиции.
   55-летний директор, казавшийся мне уже дедом, взял свежеиспеченного 28-летнего начальника отдела на Байконур, где познакомил с руководителями, представителями генеральных конструкторов.
Кроме Байконура наши научно-производственные интересы распространялись и на Мирный (железнодорожная станция Плесецк в Архангельской области), и на Капустин Яр (полигон Министерства обороны в районе Астрахани).  
   Впоследствии мой младший сын, служивший в ракетных войсках, участвовал в контрольных стрельбах в Капустином Яру. 
   На фото: Первомайская демонстрация на Реммаше, начало 1960-х.

   БАЙКОНУР: НАЧАЛО
   Наша экспедиция на Байконуре фактически была отдельным предприятием со своим штатом, бухгалтерией, автопарком. Круг моих обязанностей был очень широк, территориально охватывая город Ленинск и разнесенные на многие десятки километров стартовые площадки. Жили мы там по два – три месяца. У меня было четыре заместителя. Когда я возвращался домой, на мое место приезжали заместители.
   Тысячи заводов поставлявшие для наземного оборудования свою продукцию, изготавливали её, не всегда соблюдая технические требования, размерность. При сборке зачастую приходилось, что называется «подгонять». В экспедиции постоянно находилось до семидесяти – восьмидесяти человек. Инструментальщики, сварщики – специалисты высокого класса.
   Когда я первый раз поехал в командировку на Байконур, только-только умер Сухопалько. До меня начальником отдела был Иваненко, ровесник Сухопалько. Ему доверяли, но складывалась неудовлетворительная ситуация… На полигонах заметно участились несчастные случаи. Со смертельным исходом, с тяжелыми увечьями.
В общем, новый директор Василий Сергеевич Лыжков сомневался: ну, что это за пацан - 28 лет – и уже начальник экспедиции.
   В первый же вечер своей первой командировки я отправился посмотреть, как живут люди. А люди тогда жили в вагончиках.
   Целый поезд из дореволюционных мягких вагонов, в которых обитали станочники, водители и так далее.
   И вот я захожу в вагон: дым коромыслом, парни «керосинят». На полигоне был сухой закон, но спирта – море разливанное.
   Пошел в водительский вагончик: та же самая картина. Пьют накурено, тут же кто-то штангу выжимает… Посмотрел я на всё это, ничего не сказал. Утром собрал всех.
   - Ребята, - говорю, - давайте договоримся, если подобное «гульбище», я увижу еще раз…
   Предупредил и водителей-лихачей. Какой бы главный конструктор куда не торопился, водители должны соблюдать правила дорожного движения. А своим пассажирам могут деликатно объяснить, что появился новый начальник, который будет строго наказывать.
   Объяснил, что хочу перевести их досуг в культурную плоскость. Кругом много озер с рыбой, можно организовывать поездки на рыбалку. Можно построить волейбольную площадку… Они посмеялись и разошлись.
   А у меня было право в течение 24 часов решить судьбу любого, независимо от его необходимости на полигоне. Звонок в спецмилицию: там закрывают пропуск и в тот же день спецрейсом высылают домой. Для провинившегося потеря была ощутимая.
   В экспедиции зарплата шла с полуторным коэффициентом.
   Я, получая на Реммаше 250 рублей, будучи в командировке получал 375, прибавьте к этому 3 рубля суточных – еще 90 рублей. И постоянно выплачивали полигоновские премиальные. Чуть ли не через каждые два-три дня бегут с ведомостью: распишись в получении!
   В сумме моя зарплата была на уровне министерской. Ну, во всяком случае, никак не меньше, чем у замминистра.
   К слову, количество автомобилей и гаражей на Новостройке и на Реммаше говорит о том же. Машины имели практически все. Вопрос в то время стоял остро: не где взять деньги, а где купить машину.
   Каждое день начинался в 6 утра с пятиминуток.
   Как-то делаю предупреждение, вчера меня обогнала машина, шедшая с превышением скорости. А все свои машины я знал.
   «Да, вот, там, ему надо было срочно на аэродром…» Объясняю, что делаю последнее предупреждение.
   В общем, через какое-то время с тремя работниками пришлось распрощаться. Раз в неделю я выходил на связь по ВЧ с директором и как-то доложил ему, что с такими-то вынужден расстаться. И все поняли, что мои предупреждения не пустые слова.
   Уже через несколько месяцев дисциплина улучшилась, нравы заметно изменились. Мы играли в волейбол. Ребята стали веселые. В помещениях чисто. Может, и выпивали иногда, но не так как было раньше: почти каждый день и до посинения.
   Так же я навел порядок в Плесецке, в Капустином Яру.

   Тамара Миронова
   НА БАЙКОНУРЕ
   Я работала на Реммаше технологом и приехала на Байконур к Валентину через полгода. Площадку было не узнать.
   Например, до него на ходу было три машины и двенадцать сломанных. Нечем было ремонтировать, не было запчастей. Склады запасных частей были до такой степени завалены ящиками, коробками, что в них никто не мог разобраться.
   Валя решил расчистить эти авгиевы конюшни. Каждое утро на планерке он давал конкретные производственные задания одним, а остальных посылал на склады. Вытащили всё из помещений. Потом там сделали ремонт, установили стеллажи. Тем временем все берут в руки каталоги запасных частей и каждую деталь ищут в этих каталогах. Тут же её отмывают, смазывают, вещают этикетку с обозначением, от какого агрегата, и кладут на полочку, тоже снабженную табличкой. Это был титанический труд, затянувшийся не на один день и даже на одну неделю.
   Но когда провели таким образом инвентаризацию, то обнаружили, что запчасти имелись для всех автомобилей, для всех станков и оборудования. Одного металла разных сортов оказалось в три раза больше, чем было нужно. И при Вале уже не было такого пьянства от вечернего ничегонеделания, как раньше.
   Валентин оказался прирожденным лидером. Кто бы мог подумать, что он окажется таким, когда мы познакомились?   
   Может быть, дело в том, что по гороскопу он - Лев, а родился в Год тигра?
   За время работы на полигонах Валя был награжден медалью к 100-летию со дня рождения В.И.Ленина. Это была его первая правительственная награда. Потом он был награжден орденами «Знак почета» и «Трудового Красного знамени».
   На Тюра-Таме (Байконур) был резко континентальный климат. Зимой ниже тридцати градусов мороза, летом под сорок жары.
   Ленинск располагался на берегу Сыр-Дарьи, как цветущий оазис среди песков. В магазинах продавали только сухое вино «фетяску». Мы покупали вино коробками, набивали морозилку в холодильнике и тем спасались. Разница температур большая. Открываешь бутылку, начинаешь наливать - вино сразу проходит точку кристаллизации и распускается сказочными колючками.
   Но дисциплина была строгая. Особенно при Королеве. За малейшую провинность могли отстранить от дел и отправить «на материк». Всякое бывало.
   На Байконуре сильно запили в 1990-х. Жили на хорошей зарплате, была интересная работы и вдруг: ничего не стало!
   Ни работы, ни снабжения, ни перспектив.
   А казахи, получившие независимость, начали их, что называется «гнобить». Спецмилицию убрали, вместо неё появилась казахская, всё управление взяли на себя казахи. И байконурцы растерялись. Сколько было самоубийств!..

   Валентин Миронов
   В СЕРДЦЕ МОЁМ НАВСЕГДА

   Н-1
   В начале 1960-х президент США Джон Кеннеди объявил о намерениях до конца десятилетия высадить американских астронавтов на Луну.
   Вскоре в Советском Союзе были развернуты работы по созданию ракеты, способной вывести к Луне пилотируемый космический корабль. Проект получил название Н-1. Разработку проводило ОКБ-1 под руководством Сергея Павловича Королева.
   Когда на Новостройке испытывалась вторая двигательная ступень Н-1, все население городка было эвакуировано.
   А на Реммаше проводились испытания макета 1:10. Отрабатывался отстрел створок, прикрывающих во время старта отсек с «полезным грузом». Створки отлетали, их отлавливали специальными сетями, на которых были установлены датчики, сложнейшая аппаратура производила замеры. Достигали синхронности.
   Из армянского туфа – такого рыхлого камня -  соорудили площадку для отработки посадки лунного модуля. Со специальной вышки бросали модели, имитируя прилунение.
   Я был на стартовом столе Н-1 на Байконуре. Циклопическое сооружение. КАМАЗы внизу выглядели спичечными коробками. Высота ракетоносителя была больше ста метров, диаметр нижнего пакета двигателей больше 20 метров.   
   Представляете, сколько там находилось высокооктанового горючего?
   После взрыва Н-1 на стартовом столе песок в радиусе нескольких километров превратился в сплошное стекло. От стартовых сооружений, конечно, ничего не осталось.
   Всего с космодрома Байконур было произведено четыре пуска ракеты Н-1: два - в 1969 году,  в 1971 году и в 1972 году. Все они были неудачными. Американцы высадились на Луну 21 июля 1969 года, посетили её еще несколько раз, и работа над проектом Н-1 была прекращена. Было затрачено порядка 4 миллиардов полновесных рублей начала 1970-х.
   Мы всегда стремились быть первыми. Первый спутник, первый человек в космосе, первый пилотируемый полет «Бурана», который по своим тактико-техническим данным значительно опередил американский «Шаттл».
   Конечно, главной причиной неудачи с Н-1 стала кончина Королева в 1966 году. После него главным конструктором был Мишин, потом Семенов… Они уже не были людьми такой пробивной силы и не смогли доработать ракету-носитель, аналогичную американской «Сатурн-5». Знаменитый «Сатурн-5», который создал для лунной программы Вернер фон Браун, конструктор ФАУ-2.

На фото: 1. Реммаш. Испытания по отстрелу створок в 1969 году.
              2. Н-1. Неудачный старт 1971 года.

   ЖИЗНЬ НА РЕММАШЕ
   Пожалуй, самые лучшие годы моей жизни прошли на Реммаше. О самой лучшей моей работе расскажу потом.
   Я приехал из своей первой командировки и как-то отправился к теще на блины. В Краснозаводск. Поделился радостью, что получил двухкомнатную квартиру.
   Мы с Тамарой накануне съездили на центральный рынок в Загорске, купили мебель для новой квартиры, и решили пригласить её маму. Та не могла поверить, что такому молодому зятю дали квартиру, между тем, как мужу, проработавшему с 30-х годов на КХЗ, выделили только две комнаты в коммуналке. «Не может быть, чтобы тебе дали сразу двухкомнатную!» И она целый год не приезжала к нам. Такой вот характер.
   В середине 1960-х Реммаш был небольшим поселком. Все друг друга знали. И условия жизни были хорошие: спортзал, школа, детский сад, Дворец культуры. Снабжение в магазинах было московское. Хорошее снабжение. В районе, если не считать закрытых военных городков, было только три поселка с московским снабжением: Реммаш, Новостройка и Шеметово (НПО «Радон»).
   Зимой весь поселок вставал на лыжи. До деревни Мехово – пять километров - проложена лыжня.
   В выходные непременный забег: в конце лыжни профком ставит самовар, на деревья развешиваются сушки, баранки и ставится бутылочка коньяка.
   Маленькие дети в рюкзаках, детишки постарше держатся за вожжи, в которые запряжены папы, и на буксире едут сзади.
   Всех угощают чаем. По капле коньяка. Угощением распоряжался зампредседателя профсоюзного комитета Володя Хвалько. Самовар, воду он привозил.
   Лыжня было освещенная, и по вечерам часов в девять после работы многие катались на лыжах.
   У нас с Тамарой уже был «запорожец», в отпуск мы с ребятишками объездили всю европейскую часть страны. Кавказ, Крым, Молдавия, Украина, Белоруссия, Волгоград, Ленинград… До сих пор иногда листаем «бортовой журнал», который вели сыновья в поездках.
   На выходные могли поехать семейством в Дубну. Зачем? А просто так!
   Мы туда приезжали, гуляли вдоль канала имени Москвы, заходили в ресторан. Одному мальчишке пять лет, другому три годика. И мы сидим за столом, радостные и счастливые.
   Мы с Тамарой были очень счастливые родители.
   Могли поехать в Дмитров, в Талдом, в Переславль. Могли поехать в Москву, как я это называл «за спичками».
   Литр бензина стоил шесть с половиной копеек.
   Жизнь была интересная, веселая, и, я бы сказал, вкусная.

   ПРОЩАЙ, ЭКСПЕДИЦИЯ
   Был такой академик Владимир Михайлович Бармин, главный конструктор наземных стартовых сооружений. И наш директор Лыжков, как-то решил, а может ему подсказали или надавили, что надо заниматься только исследованиями на Реммаше, а работу на полигонах отдать ведомству Бармина.
   Поэтому в середине 1970 годов наш 16 отдел – весь экспедиционный корпус – передали ему.
   Предполагалось, что будутсерьезные сложности с передачей документации, имущества…  Я звоню директору с Байконура и отчитываюсь: - Ваше поручение выполнено, все приказы завизированы, все протоколы, отчеты и приемо-передаточные акты подписаны.
   Он не верит. Пауза. Потом восклицает: «Валентин, этого не может быть!» То, что в отделе давно наведен порядок, Лыжков как-то и не представлял. Думал, что всё было как в былые годы, еще до меня.
Бармин приглашает меня на работу к себе. А я был молодой, зачем мне Москва? Есть машина, гараж, лыжня под боком….
   И избрали меня секретарем парткома.

   СЕКРЕТАРЬ ПАРТКОМА
   Я занимался живой творческой работой.
Обо мне говорили, что был очень жестким секретарем. Снял с должности главного инженера. Но у того было много «хвостов». Снял с должности начальника гаража. В субботник все убирают мусор, а начальник транспортного цеха, попала ему вожжа, не вышел. И машин не было. Ему звонят, а он: «Не пойду на субботник!»
   И конечно, партком отвечал за работу в подшефных совхозах «Загорский», «Заря». Рано утром я вставал, шел в Мехово смотреть, как идет заготовка кормов…
   Как-то недавно разговорился о тех временах с Геннадием Сайдовым, теперешним директором НИЦ РКП (НИИХИММАШ, НИИХСМ). Он вспомнил: как-то косили они сено рано утром в подшефном совхозе. Только сели перекурить, появляется Миронов:
   - Что, ребята, в носу ковыряем? Пока прохладно работать надо, а днем жарко будет, тогда и загорайте.
   - Ушел Миронов, - вспоминал нынешний директор. - Так нам обидно стало. А сейчас я сам руководитель, и понимаю, что с нашим братом иначе нельзя было.
   А как-то обсуждали с руководством совхоза уборку овса. Говорю им, что лежит неубранный овес в поле.
   - Нет-нет, всё убрано! – отвечают. Ладно, говорю, проверю.
   В выходные беру Тамару с мальчишками: поехали за грибами в Трехселище, и подъезжаю к тому полю. Овес не убран. Подъезжаем к опушке, из леса голоса директора совхоза, главного агронома. «Керосинят», черти! Кричу: «Эгей, Петрович!» Иду на голоса. Вышел на полянку. Никого. Закуска хорошая осталась, сыр, но ни бутылок, ни совхозного руководства. Уже своим кричу:
   - Ребята, я тут скатерть-самобранку нашел!
   На следующий день захожу в совхозное правление:
   - Спасибо, что сыр оставили. Я был такой голодный…
   Они делают непонимающие лица, мол, их там не было. А казалось бы, чего бояться? Я же не их начальство.
   Институт много помогал сельскому хозяйству. Много помогали стройматериалами. Наш главбух частенько возмущался: куда столько материалов уходит. И вот я ему предлагаю, вместе съездить, посмотреть, как полы настелили на скотном дворе в Иудино. Приехали, мороз был сильный. Выходя из машины, главбух шагает по льду и проваливается чуть не по пояс в яму, куда стекали разные нечистоты с фермы. Мы его сразу в машину и домой. Потом его жена, она была секретарем директора, сокрушалась:
   - Мой так пальто испачкал, уже год на балконе проветривается, а всё воняет…
   Кроме подшефного совхоза «Загорский» на мне было еще много обязанностей.
   На секретаря парткома был возложен контроль за исполнением всех постановлений, документов, которые приходили на предприятие, и за всеми распоряжениями, которые принимались на местах.
   Профсоюзный комитет распределял жилье вместе с администрацией предприятия. Но партком отвечал за правильность их решений. Например, если кто-то жаловался мне, что очередь нуждающихся в жилье нарушена, то я вмешивался. Вызывал председателя профкома, разбирался: на каком основании кто-то перескочил очередь.
   И в те времена, конечно, были плутовство, обман, какие-то гадости, но не было такого безобразия, какое творится сегодня.
   Что ни говори, а страх наказания, боязнь ответственности за упущения в работе, существовали. И у меня, как руководителя, и у моих подчиненных.
   Избрали Упырева главой района, ничего плохого не хочу о нём сказать, но губернатор не хочет с ним встречаться.    Даже в страшном сне не могу представить ситуацию, чтобы кто-то меня избрал, минуя первого секретаря обкома, а я был бы тому не по нраву, и тот бы к своему первому секретарю горкома не приезжал.

   ИВАН ИВАНОВИЧ ХОЛОД
   23 октября 1974 года Международный олимпийский комитет избрал Москву местом проведения XXII Олимпиады. В столице насчитывалось 60 крупных стадионов, 30 бассейнов, свыше 1300 спортивных залов, почти 400 футбольных полей, более 2000 баскетбольных и волейбольных площадок. Их необходимо было реконструировать и оснастить новейшим оборудованием, а также следовало построить новые спортивные сооружения, возвести олимпийскую деревню для участников Игр и других членов национальных делегаций.
   Только обслуживающего персонала: гидов, переводчиков, водителей такси, телефонисток, официантов и горничных в отелях надо было подготовить не менее 150 тысяч человек.    Оргкомитет по проведению Игр был сформирован в 1975 году. Его возглавил заместитель Председателя Совета Министров СССР Игнатий Тимофеевич Новиков. А первый секретарь Загорского ГК КПСС Иван Иванович Холод был назначен членом Олимпийского комитета.
   Об Иване Ивановиче можно говорить много, потому, что он сделал немало для развития Загорского района. И он вполне заслуженно стал первым мэром нашей первой Олимпийской деревни.
   Для спортивных делегаций участников и гостей  Олимпиады-80 в Москве строился большой микрорайон по самым современным технологиям. Впоследствии олимпийская деревня была заселена москвичами, нуждающимися в жилье.
   Как-то в олимпийскую деревню с инспекцией приехали члены Политбюро во главе с Леонидом Ильичом Брежневым.
Председатель Олимпийского комитета и Иван Иванович Холод доложили о ходе строительства.
Члены Политбюро остались довольны. И когда всё закончилось, произошел небольшой казус. Выходя из зала, Суслов увидел пирожки, приготовленные для гостей на случай, если они попросят чаю. Суслов взял пирожок. И говорит Брежневу:
   - Лёня, таких вкусных пирожков я еще не ел. Попробуй.
   В Кремле было спецпитание, диета и особые рецепты приготовления блюд. А тут, можно сказать, обычные пирожки. И всем членам Политбюро они очень понравились. А руководитель охраны Брежнева шепнул Холоду: - Если завтра с ними что-нибудь случится, тебе головы не сносить… Даже вся олимпийская деревня тебе не поможет.
   Но пищеварение членов политбюро на холодовские пирожки отреагировало нормально.

   Записал Анатолий Северинов

   (Продолжение следует)