На страже социалистической собственности

   НАЧАЛЬНИК  ОБХСС

    Анатолий Васильевич Русаков родился в 1941 году. После школы начал работать на Загорском Электро-Механическом заводе (изготавливающем электронику для оборонки) в бригаде коммунистического труда, затем учился в МГУ на юридическом, женился и пришёл оперуполномоченным на службу в ОБХСС УВД Загорского района. С 1967 по 1972 год Анатолий Русаков - начальник ОБХСС Загорского УВД, с 1977 по 1987 год - начальник Загорского УВД, которого боялись, уважали, любили.
   Русаков окончил филиал академии МВД СССР, награжден орденом Красной Звезды и знаком «Заслуженный работник МВД СССР».
   По выходу в отставку Анатолий Васильевич создал Музей милиции УВД по Сергиево-Посадскому району, которым руководит и сейчас.
   Там и был записан рассказ Анатолия Русакова о работе в ОБХСС. Хочется верить, что за его в чём-то сумбурными, возможно, с оглядкой на время и место словами, искренние переживания человека, любящего свою страну и её граждан. Желающего им идти по честному пути, чтобы обрести достойное место среди других народов.
   Частично рассказ начальника ОБХСС публиковался в газете «КОПЕЙКА-Сергиев Посад» в 2008 году. Фотографии из архива Анатолия Русакова. Некоторые ссылки и цифры о преступлениях против «социалистической собственности» в 1960-1970-х годах взяты из аналитического доклада Совета по внешней и оборонной политике и фонда ИНДЕМ «Россия и коррупция: кто кого».
Анатолий Северинов

НЕТРУДОВЫЕ ДОХОДЫ
   В 1962 году в нарушение основных принципов юриспруденции был выпущен нормативный акт о возможности изъятия дач и других ценностей у граждан, живущих «не по доходам», без доказательства их вины. Для этого даже создавались специальные подразделения милиции. В столицу пошли отчеты с мест о количестве изъятых строений, в основном, торговых работников.
  Я тогда только пришел в отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности и сразу включился в борьбу с нетрудовыми приобретениями граждан. К таковым приобретениям относились: телевизоры, стиральные машины, холодильники…. До сих пор иногда просыпаюсь в холодном поту, вспоминая, как меня отправляют проверять какого-нибудь уважаемого человека, на какие-такие доходы он приобрел в магазине, предмет повышенного спроса.
  Заслуженный медработник, женщина-врач, сотрудник НИИ, начала строить себе домик в Абрамцево. Я проверяю все её доходы и исключаю из них расходы: на мыло – столько-то рублей в месяц, на хлеб – столько-то, на сахар… Остаётся столько-то, и спрашиваю её: где вы взяли недостающую сумму на приобретение двухсот штук кирпича? А она седая заслуженная докторица рыдает и разводит руками: не могу вспомнить, никогда не считала свои доходы – расходы, вот так я живу…
   А начальство от нас, оперов, требует, чтобы мы улучшали отчётность - увеличивали число обнаруженных лиц, живущих на нетрудовые доходы. И при исполкоме работала комиссия, которая на основании собранных нами материалов решала: изымать или не изымать купленную вещь или построенную «на нетрудовые доходы» дачу. Такое было время. Решением народного суда собственник мог быть лишен имущества и проживающие с ним члены семьи могли быть лишены права пользования жилой площадью в этом строении. Права гражданина, в процессе рассмотрения данного дела, не были регламентированы.
   Заработная плата простых граждан была настолько мала, что хватало только на скромную еду и незатейливую одежду. Приобретение товаров стоимостью в несколько месячных зарплат вызывало подозрение.
   Помню, как докладывал на исполкомовской комиссии о покупках граждан, которые не могли объяснить, откуда у них средства на стиральную машину. К слову, тогда были не современные стиральные автоматы, а такие бачки с моторчиком.
   Доходило до смешного. Помню рапорт одного из оперов: «Докладываю, что по моим наблюдениям и проверочным мероприятиям директор пищекомбината такой-то живёт на нетрудовые доходы. Основанием для таких выводов служит то, что этот директор, выходя после работы с фабрики, регулярно ест конфеты».
   Населению эти популистские мероприятия по борьбе с богатством нравились, но юристы многих стран выступали с протестами против такого беззакония. Вскоре указ об изъятии дач был отменён. Но, думаю, отменили его не из-за протестов в мире, а потому, что мы начали слишком глубоко копать. От настоящих махинаторов ниточки тянулись к партийным, советским и прочим номенклатурным работникам.
Если опер уголовного розыска идёт от преступления к преступнику, то опер ОБХСС шёл от преступника к преступлению. Мы почти всегда знали, кто и что ворует. Но доказать это – было нашей задачей. Найти, доказать и обезвредить. Кому легче операм УГРО или ОБХСС? Всем тяжело.


ДЕЛА РАССТРЕЛЬНЫЕ
   В начале 1960-х в последние годы правления Хрущева началось наступление на «теневую экономику». О коррупции тогда не заикались, и всевозможные экономические преступления объясняли «пережитками капитализма».
   Знаковым стало дело Рокотова-Файбышенко. В июне 1961 года в Московском городском суде закончился нашумевший на всю страну процесс по делу группы валютчиков во главе с Рокотовым и Файбышенко, у которых «оборот» достигал 20 миллионов рублей в год. Работники созданного годом раньше отдела по борьбе с нарушениями правил о валютных операциях, контрабандой и крупными хищениями изъяли у подсудимых 440 золотых монет, слитки золота общим весом 12 кг, валюту - а 2,5 миллиона рублей. Суд определил им макимальное наказание 5 лет. Хрущеву этого показалось мало и пока шло следствие был выпущен новый указ от 5 мая 1961 года, в соответствии с которым суд определил им максимальный срок по 15 лет лишения свободы. Узнав, что крупные валютчики получили «всего лишь» 15 лет, Хрущев возмутился и потребовал пересмотреть действующее законодательство. 6 июля 1961 г. вышел новый Указ, согласно которому к подсудимым могла применяться высшая мера наказания. Генеральный прокурор внес в Верховный суд СССР кассационный протест на мягкость приговора, хотя ещё со времён римского права закон обратной силы иметь не должен. Рокотов и Файбишенко получили высшую меру и были расстреляны в Бутырской тюрьме. Это послужило сигналом для резкого усиления карательных мер по хозяйственным делам.
  Еще одно громкое дело тех лет связано с текстильной фабрикой № 11 в Москве, где в 1962 году работники КГБ разоблачили группу из 25 человек во главе с Ройфманом. В психоневрологическом диспансере он организовал «левый» цех по выпуску трикотажных изделий, продававшихся на рынках и в вокзальных палатках. При аресте у Ройфмана и его сообщников изъяли около 100 кг золота и бриллиантов, другие ценности на 2,5 миллиона рублей. Суд приговорил Ройфмана и его ближайшего помощника к расстрелу.
   При крупнейшем столичном универмаге «Москва» некто Хейфец создал подпольный трикотажный цех. Цех работал так активно, что своей пользующейся спросом продукцией вытеснил с прилавков универмага изделия государственных фабрик. Половина реализуемых теннисок, маек, женского белья была «левой».
   В течение года в СССР было рассмотрено более 90 уголовных дел в отношении расхитителей и взяточников, по которым к высшей мере наказания было приговорено 183 человека.
   В Загорске там, где с Московского шоссе поворот на Скобянку, находилась база хлебопродуктов. На ней образовалась группа, занимавшаяся хищением муки. Мука там хранилась в мешках, сложенных в большие штабеля. Ревизоры подсчитывали количество умножением мешков в длину на ширину и высоту. Чтобы обвести ревизию вокруг пальца внутри штабелей оставляли пустоты. Когда это вскрылось, главного организатора приговорили к высшей мере наказания. Это было единственное расстрельное дело в Загорске по хищениям соцсобственности.

ВЗЯТКА
  1964 год. Будучи опером, проверял материал по делу о незаконном изготовлении шерстяных изделий. Тогда было запрещено чесать шерсть на чесальных машинах или вязать вещи на продажу. В Загорске имеется трикотажная фабрика имени Розы Люксембург, шерсти в округе не было только у ленивого, и естественно, предприимчивые люди вязали платки, носки, платья… В Семхозе я проверяю семью, занимающуюся подобным промыслом. В отдел вызываю главу этого семейства, который принимается меня уговаривать придать делу нужный ему оборот. Я на уговоры не поддаюсь, он убеждает меня, что у него уже всё схвачено, и с начальством уже всё договорено. Потом он прощается, и уходит, а на столе оставляет 25 рублей. Для середины 1960-х очень большие деньги. Моя месячная зарплата опера составляла 96 рублей 50 копеек. У меня начинают дрожать коленки. Иду к начальнику, докладываю, тот руками разводит – не надо было брать.
- Да, не брал я! Он ушёл, я смотрю, деньги остались…
- Ну, не знаю, тебе всё равно никто не поверит, что он деньги давал. Делай, как хочешь.
На следующий день я поехал в Семхоз. Постыдил этого вязальщика, деньги отдал, и довольный собой вернулся в отдел.
   Бесхозяйственность и отсутствие контроля, а также «социальная эрозии»  в конце 1960-х, начале 1970-х привели к активизации расхитителей государственного имущества. Со временем целые отрасли народного хозяйства (особенно такие как торговля и обслуживание) превратились в источники личного обогащения. Миллионные хищения способствовали созданию коррумпированной элиты, что неизбежно вызывало деморализацию правопослушных граждан, от которых всё чаще можно было услышать: «им можно, а нам нельзя?».
   На градообразующих предприятиях города воровали практически всё. Зайдите в любой гараж: не то, что инструменты, станки стоят. На эти шалости работяг смотрели сквозь пальцы, потому что руководство воровало грузовиками.
В 1970-х годах в Москве, а затем и повсюду появилась специализированная категория преступников, посягающих на лиц, живущих не по средствам, потом их назвали на западный манер рэкетиры. Распространились кражи и разбои с проникновением в жилище, похищением людей с целью получения выкупа, антиквариата и машин. Тогда же активизировались забытые игорные мошенники, специализирующиеся на обыгрывании лиц, живущих на нетрудовые доходы. Но главное, с притоком новых лиц в криминальную среду началось сращивание хозяйственных преступников с блатными и представителями государственного аппарата.
Крупное дело о злоупотреблениях было в "Ленминводторге". Следствие по разветвленной цепи взяток вышло на ответственных работников ГУВД и горкома КПСС, добралось до председателя горсовета (члена Президиума Верховного Совета СССР и ЦК КПСС), что повлекло смену руководства прокуратуры города. Дальше прокурору пойти не дали, а то, что дело удалось довести до суда, объясняется лишь политической борьбой, которая шла в тот момент в верхушке КПСС.


ОБЩЕПИТОВСКАЯ МАФИЯ
  Существовали целые кланы настоящих воров, расхитителей, мошенников. Самой богатой кастой была торговая сеть: государственная, потребсоюзная и общепитовская. Это была хорошо организованная преступная организация. Шеф-повара ресторанов и столовых, директора магазинов и баз были самые богатые и уважаемые в своих кругах люди. Они были воротилами теневого бизнеса, и большинство товаров сокрытых, уцененных, недовложенных шло через них.
  При советской власти существовал дефицит продуктов. В магазинах было шаром покати, и люди думали не в какой магазин пойти, а где достать: мяса, молока, колбасы, а то и хлеба.
  При изготовлении блюд существует калькуляция, проверить которую по тем временам было невозможно. Не было лабораторий, в которых можно было бы узнать выход продукции. По тем временам в столовых наших ведущих предприятий, таких как ЗЭМЗ, ЗОМЗ питались тысячи, десятки тысяч рабочих и служащих. «Недовложение» 5 грамм мяса или веточки петрушки оборачивались миллионными доходами.
   Предприятия и министерства принимали делегации и перечисляли деньги в общепит за питание приезжих. В их обиходе такие назывались «рублёвики». Денег на этих делегациях отбивалось намерено. Другой способ воровства: накрывается банкетный стол. Гуляет сто человек. Заплачено 500 рублей. Подобные вечеринки для шеф-повара – манна небесная. 20% с такого стола «отбить» ничего не стоит. Кто будет считать, сколько граммов подали в отбивных или салате?
   Искусство заведующего производством состояло в том, чтобы снять навар, создать излишки. Излишки сбывались через свои точки и превращались в деньги. Не говоря уже о том, что ни один продукт у них не пропадал, его снова пускали в оборот на следующий день.
   Пятикопеечные пирожки приносили неимоверные доходы. Это только кажется, что мелочь, при соответствующем обороте доходы этих людей можно было приравнять к доходам партийной или советской номенклатуры.
   Поймать их не представлялось возможным потому, что вся торговая система была построена на обмане. Безнаказанность царила полная. Всё строилась на отношениях «ты – мне, я – тебе».
   В районе было несколько продуктовых баз. Получателям продуктов, приезжавших из магазинов, сельпо или столовых товар недодавали. Так было принято. Приезжаешь за тушенкой: в накладной 10 ящиков? Получи 9, распишись за 10. Куда излишки? Ответственным работникам, в том числе и некоторым сотрудникам милиции.
   Овощные базы: капуста, морковь, картошка, - это настоящее золотое дно! Не килограммами, а тоннами списывались якобы сгнившие овощи, которые поставлялись в магазины. Их дети до сих пор кормятся от тех «излишков».
   Вот так эти уважаемые люди – депутаты и орденоносцы – воровали.
   В том же пищекомбинате взяли главного инженера и завскладом: недокладывали и изготавливали неучтённую продукцию: макароны и прочее. На выезде с фабрики мы задержали машину, пересчитали – левый товар.
   Дом слепоглухонемых располагался тогда в здании, где сейчас управление по соцобеспечению. Кажется, что своруешь у убогих? Ещё как воровали! Бухгалтер придумала брать товары в кредит. Оформляет справки, отчетные цифры проставляет большие, нежели на самом деле, будто бы перечислила их в банк, скажем, 1000 рублей, а перечислила 100. Осудили её на несколько лет.

ТОРГОВАЯ МАФИЯ
   Не было магазина в котором бы не было злоупотреблений.
   В закрытом письме ЦК КПСС от 22 марта 1962 года «Об
усилении борьбы с взяточничеством и разворовыванием народного добра» говорилось, что взяточничество – это
«социальное явление, порождённое условиями эксплуататорского общества». Октябрьская революция
ликвидировала коренные причины воровства, а
советский административно-управленческий аппарат – это аппарат нового типа. Ну, и конечно, всему виной плохое воспитание трудящихся масс в духе марксизма-ленинизма. 
    Наряду с продуктовым дефицитом имел место большой спрос на мебель, ковры, которых тоже практически невозможно купить, а можно лишь достать. Гарнитур за 1000 рублей продавался тому же торговому работнику за 1500.    «Пересортица» опять же…
   Однажды, будучи опером, я закрыл магазин напротив Дворца им. Гагарина, он назывался в народе «зомзовский» и там торговали мебелью. Торговали всё больше по своим и с переплатой. Там даже была обнаружена записка: «Маша, «вышку» возьми себе, остальное в кассу…»
   А когда начали вводить особое снабжение и распределение для участников войны и других заслуженных категорий, злоупотребления и подавно пошли валом. Такая тина со дна поднялась, и в этой мутной воде они творили, что хотели.
   Мы в ОБХСС с этим боролись. Вот дело по сахарной крошке. Получаем информацию, что на одном из складов нашего торга приготовлено большое количество сахарной крошки для отправки на спиртзавод. Не один эшелон. Проверяем: в мешках не сахарная крошка, а обломки кирпичей и прочий мусор. Эти мешки готовили магазины, отчитались – крошка стоит, как и сахар, 1 рубль за килограмм, мешок 50 рублей, опечатали – и в вагоны. А на спиртзаводе примут мешки по весу, и молчок. Потому как им уже отвезли конвертики.
  Там, где сейчас остановка «У Белого пруда», находился хозяйственный магазин, там создавались излишки за счёт пересортицы. Если же изучить отчёты нескольких ревизий, то выявлялись несовпадения количества и стоимости. У нас это называлось: «пошло по красному».  Делалось так: вот, концелярская кнопка стоимостью 5 копеек. Есть такие же кнопки стоимостью 10 копеек. 5-копеечные кнопки переводили в разряд 10-копеечных и продавали по повышенной цене. Разницу присваивали.
  В те годы не признавали слова «коррупция». Его начали употреблять только в конце 1980-х годов. До этого использовались официальные термины: «взяточничество», «злоупотребление служебным положением», «попустительство». Отрицая термин, отрицали и понятие, а стало быть – явление. То есть заранее обрекали на неудачу и анализ этого явления, и любую борьбу с его уголовно наказуемыми последствиями.
   Государство как будто издевалось над нами, операми, - оно делало переоценки, но нам об этом не сообщалось. При огромном Военно-промышленном комплексе была неизбежна инфляция, цены постоянно росли. И вот представьте: в магазине висят пальто по цене 100 рублей. Завтра они будут стоить уже 150 рублей. Но сегодня директора магазинов уже об этом знают, им свои сообщили сверху. Завмаги по всем отчётам проводят эти пальто, как уже проданные сегодня за 100 рублей, хотя продают их завтра за 150. 100 рублей отдают государству, 50 кладут в свой карман. При существующей круговой поруке в торговле так сколачивались состояния по всей стране.
   Но больше всего наживались на торговле ювелирными изделиями. Представьте: идёт переоценка золотых изделий или бриллиантов, и тому подобного. За одну ночь «простые советские труженики прилавка» превращались в миллионеров. А мы опера бегали вокруг этого и недоумевали: почему государство так неосмотрительно ведёт свою экономическую или торговую политику, давая возможность нечестным людям наживаться? Такая была система. Дефицит порождал спекуляцию. Сейчас бы сказали предпринимательство, но тогда это было серьёзное преступление против социалистической собственности.
   Выходим из отдела на проверку колхозного рынка. Мы ещё выходим, а у них уже агентура работает: идут! Продавцы в рассыпную, брошенные поросята бегают по рынку стаями! Мы их собирали по сотне штук! А дело в том, что сообразительные люди, имеющие машины, или имеющие возможность и желание автомашину нанять, ездили в Шацкий район Рязанской области, где поросёнок стоил 3 рубля – только заберите. Здесь этот же поросёнок продавался за 20 - 40 рублей. Мы сдавали этих поросят в трест столовых. То же самое и с семечками. Бросали мешки, разбегались…
  
ГОРЮЧЕ-СМАЗОЧНАЯ МАФИЯ
   В конце 1980-х когда «русская мафия» появилась за океаном, американцы были шокированы, узнав, что наши разбавляют бензин водой. В СССР подобное происходило всегда в несравнимо больших, я бы сказал «промышленных» масштабах.
   В советские времена все работники автозаправочных станций были очень обеспеченными людьми. И насколько я знаю, денег им до сих пор хватает. Многие сотрудники милиции устраивали своих жен работать на бензозаправки.
   Через автозаправки шёл сбыт вина, продуктов, но в первую очередь, наживались на поставках бензина с нефтебазы,где всегда создавались излишки, реализуемые через те же бензоколонки, также играли на разнице в стоимости, недоливе, пересортице - был бензин марок: 66, 72, 93. Сделать дешёвый коктейль и продать как дорогостоющую марку не было проблемой. Бензин был в дефиците. Заправиться в пути было сложно, в дорогу брали с собой канистры с топливом. Как в пивных самым распространённым объявлением было «Пива нет», так на автозаправках: «Бензина нет». А бензин был! На махинациях с ним делали состояния бензиновые «короли и королевы».
   Когда государство озаботилось воровством, принявшим неимоверный размах, были введены талоны. Кто-то умный наверху решил, что если на бензозаправках станут расплачиваться талонами, купленными в магазине или полученными на предприятии, то воровство прекратиться.
   Не успели талоны на бензин появиться, как началась фальсификация, и отмыв денег по самым разным схемам. Талонная система даже больше располагала к махинациям, чем классическая схема «товар-деньги…»
   Выявляемость преступлений была очень низкая. Я выезжаю с проверкой, а они уже знают: Русаков едет. Провести серьёзный анализ топлива не представлялось возможным. Не было лабораторий, не было приборов. Всё было известно, но доказать возможности не было. Ловили на пустяках, увольняли, но привлечь к уголовной ответственности не имели возможности. Да и государство не помогало в этом.  
   В записке Отдела административных органов ЦК КПСС и КПК при ЦК КПСС, датированной 21 мая 1981 г., указано, что в 1980 г. выявлено более 6000 случаев взяточничества, что на 50 % больше, чем в 1975 г. Рассказывается о появлении организованных групп (пример – более 100 человек в Минрыбхозе СССР во главе с заместителем министра). Говорится о фактах осуждения министров и заместителей министров в республиках, о других союзных министерствах, о сращивании с преступными элементами работников контрольных органов, о взяточничестве и мздоимстве в прокуратуре и судах. В качестве причин указываются: серьезные упущения в кадровой работе; бюрократизм и волокита; плохая работа с жалобами и письмами граждан; грубые нарушения государственной, плановой и финансовой дисциплины; либерализм по отношению к взяточникам (в том числе - и в приговорах судов); плохая работа с общественным мнением. Сообщается о наказании руководящих партийных работников (уровень - горкомы и райкомы) за попустительство взяточничеству.

   АТЛАСНЫЕ ОБЕРЕГИ
1966 год. Поступает информация, что у Лавры сбываются «живые помощи» – обереги по рублю штука. Раз, другой изымаем целые пачки атласных корсажных лент с надписями, которыми верующие повязываются, подпоясываются. Устанавливаем наблюдение, и вскоре опера задерживают женщину, по имени Анастасия, бывшую монахиню Почаевского монастыря, что на Украине в Тернопольской области. Она заявляет, что будет говорить только с начальником и только на английском. Я отправляюсь в Лавру, начинаю с ней разговаривать, и Анастасия, не сразу, но признаётся, что получает товар от некоей Макеевой Валерии Зороастровны, бывшей игуменьи Почаевского монастыря, который был разогнан в конце 1950-х. В Почаевском монастыре была создана мастерская по изготовлению оберегов, которую «комитетчики» накрыли и закрыли. Но сейчас эта Валерия Зороастровна возродила производство. В сумках, что они привозили в Лавру и продавали каждый день были тысячи оберегов. Оборот денег был невероятный.
  А ещё Анастасия призналась, что сейчас матушка Валерия вновь открыла мастерскую в Индигирском проезде, частный дом 17. Я и опера: Олег Кузнецов, Юра Свердлов – садимся в машину и мчимся в Москву. Там частный дом, глухой забор, мы стучимся: откройте, спросить надо, открывают, мы в калитку - «Милиция!» Слышим, с другой сторгны дома звон стекла – кто-то выпрыгнул в окно.
  В доме было двое мужчин и человек двенадцать женщин. В нескольких комнатах станки, красильные ванны, пресс – настоящее производство. И множество атласных лент: голубых, зелёных, белых, золотых… На ленту кладут трафарет, мазнут краской – и надпись готова. По тем временам «подпольный цех» – тяжкое преступление.
  Все задержанные рассказывают одно и то же. Оказывается, эта Валерия - дочь известного ученого, полурусская-полунемка, очень умная женщина с высшим образованием, подыскивала работников в церквях среди паломников из дальних областей. Те работали не за деньги, а за идею, еду и ночлег. Торговая сеть была раскинута по многим городам, не только в нашей Лавре. Начинаем розыск «опасной преступницы».
  В один из дней у меня появляется в кабинете девчушка, которая предлагает встретиться с Валерией Зороастровной на площади у Лавры. Прихожу в назначенное время, подходит эта девочка подаёт пакет. Я беру пакет - провокаций не боюсь, за нами наблюдают, - вскрываю, там письмо. «Меня не ищите, я работаю на КГБ…» Ну, глупость. На кого рассчитано? Говорю девчушке:
   - Передай Валерии Зороастровне, чтобы в эти игрушки не игралась, а приходила ко мне. Мы её всё равно найдём, только хуже ей будет.
   Девчушка спрашивает6
   - А вы можете дать честное слово, что её не арестуете, если она придёт?
   - Конечно, говорю, даю.
   Возвращаюсь в кабинет, минут десять спустя, открывается дверь и входит женщина лет сорока, ухоженная, хорошо причесанная, коммуникабельная и обаятельная. Валерия Зороастровна. И первые же слова:
   - Отключите телефон!
   Начинает рассказывать, что обереги – это прикрытие некоей контрразведывательной операции и тому подобное.
   Я на рассказы про шпионов не ловлюсь, и интересуюсь, где в таких масштабах доставали корсажную ленту, краску… Вызываю ребят: «В камеру её».
   - Вы же обещали меня не арестовывать!
   - Я сказал, что у меня нет санкций на арест, но у меня есть право задержать вас по статье 122 на 72 часа, что я  и сделаю. А санкция прокурора будет получена.
   На следующий день она была вызвана на допрос, в ходе которого вскочила на подоконник и попыталась выпрыгнуть в окно третьего этажа. Там была крыша пристройки, но кто знает, допрыгнула бы она до этой пристройки или нет. Олег Кузнецов успел перепрыгнуть через стол и поймать её за ноги. Её возвращают в камеру, где она начинает изображать сумасшедшую.
   В КГБ её знали по Почаевскому монастырю, когда его громили, у неё нашли антисоветские книжки религиозного содержания, проводили с ней воспитательные беседы.
   А мы установили, что у Валерии была связь с продавщицей ГУМа, у которой закупались корсажные ленты. Валерию осудили, но условно. Она выпала из моего поля зрения. Лишь спустя несколько лет приезжали ребята из комитета, какого-то далёкого региона, и интересовались ей. Опять она занялась антисоветчиной. Всё, что осталось у меня – это изъятая у Валерии диссидентская книжка под названием «Шапка» - сейчас её можно увидеть в музее милиции.
  Практически неприкосновенны были высшие советские и партийные сановники. К редким исключениям можно отнести дела Тарады и Медунова из высшего краевого руководства в Краснодаре, дело Щелокова. Когда за злоупотребления был осужден заместитель министра внешней торговли Сушков, КГБ и Генеральная прокуратура Союза сообщали в ЦК о побочных результатах следствия: министр внешней  торговли Патоличев систематически получал в качестве подарков от представителей иностранных фирм дорогостоящие изделия из золота и других драгоценных металлов, редкие золотые монеты. Дело было замято.


ДЕЛО ОБ ИКОНАХ
   В 1960-е годы икон по деревням было ещё очень много. Двое художников, один – оформитель в кинотеатра «Мир», другой, откуда-то приехал, знакомились с верующими в Лавре и скупали у них иконы. В Москве на площади трех вокзалов встречались с перекупщиками, которые через английскую фирму «Сноубоди» переправляли за границу иконы, а взамен получали дорогостоящую технику: телевизоры «панасоник», магнитофоны «грюндиг», но тут были завязаны иностранцы, поэтому мы отработали свою часть и передали их нашим коллегам из комитета госбезопасности.
  
КЛАД
   1967 год. В бытность мою начальником ОБХСС, сижу в кабинете, заходит участковый Гена Илларионов. Рассказывает, что он в отпуске, позвали помочь трубу подвести под дом на Пионерской, копнули они у фундамента, а оттуда золотые монеты - как брызнут! Этот дом и сейчас стоит, старый такой, рядом с почтой. Побежали с Геной, залезли под дом, где два мужика собирают монеты в ведро. Собрали, вылезли на белый свет: мать моя, золотые монеты царской чеканки 1899 года!
Принесли монеты в отдел, пересчитали: ровно 500 штук. Оформили, опечатали, завели уголовное дело по факту обнаружения клада. Установили, что жили в этом доме Ерофеевы, старшая из которых была сестрой неких братьев Бобылёвых, один из которых держал Ерёминскую фабрику, другой был учёный, а третий в конце двадцатых – начале тридцатых был осуждён и расстрелян с группой валютчиков некоего Мохерьяна. Их было человек сорок. Нами было установлено, что этот валютчик приезжал незадолго до ареста и передал сестре банку золотых на сохранение. Но все участники этой истории потом умерли, и я дело прекратил.
 Оформил соответствующие бумаги отправляюсь в Главк к начальнику ОБХСС Сидорову Виталию Евгеньевичу, докладываю. Пошли к начальнику управления, тогда были ещё не генералы, а комиссары: начальник Васильев, его зам – Дворецкий. Все эту коробку на руке взвешивают: тяжелая!
  Потом я еду (один с пистолетиком) с этим золотом в «Драгметалл». Была такая организация в СССР. Зал, сидят люди, взяли у меня документы, сидит рядом мужчина, разговорились. Я гордо сообщаю (мне 25 лет и уже доверили золото), что сдаю 5 килограмм.
  А он мне: - Я грузовик золота сдаю, вторые сутки тут кантуюсь…
  Выходит клерк, подаёт бумаги: распишитесь. Читаю: сдан золотой металлолом, две монеты фальшивые. Они написали «металлолом», снизив стоимость на порядок. Нашедшие клад получили по 250 рублей, хотя мечтали купить по «запорожцу», который тогда стоил около 3 тысяч.

ЗОЛОТО
  1969 год. Было время, когда зубным врачам запрещали использовать золото, кроме специальных золотых пластинок, продающихся в аптеках. Иначе грозило дело по статье 88 «Нарушение правил о валютных операциях» от трёх лет до смертной казни. В Загорск приезжал из Москвы зубной врач по фамилии Майер, мы установили, что он пользуется «левым» золотом, добываемым в МОНИКИ. Приехали делать обыск, поднимаем ковёр с пола – пачки облигаций золотого займа. На стене портрет летчика. А это кто? Микоян. Степан Анастасович. Олимпийская медаль, подаренная Анатолием Фирсовым. Наши хоккеисты в Гренобле тогда второй раз стали чемпионами. Мы переглядываемся: куда попали? Он рассчитывал, что многочисленные пациенты его от тюрьмы спасут. Не спасли. В МОНИКАХ концов не нашли, но Майер отсидел.
   А вот другой не отсидел.
   Был такой деятель Лёня Костин, тоже из Москвы и по такой же схеме зубы здесь вставлял. Арестовали. Сидит в камере. А по его делу уже человек двенадцать собрали. Заходит ко мне молодая женщина, расспрашивает о своём женихе Костине. Я объясняю, что он совершил преступление, идёт следствие. «Как только оно закончится, его переведут в КПЗ и вы сможете встретиться».
   Не прошло и суток, как приносят правительственную телеграмму с красной полосой: «Меру пресечения Костину изменить». И подпись генерального прокурора.
   Делать нечего, отпускаю Костина под подписку о невыезде. Тут же раздаётся телефонный звонок из облпрокуратуры: немедленно прибыть с делом. Беру дело, еду радостный, дело уже на выходе. Встречает какой-то прокурорский помощник:
   - Так, Анатолий Васильевич, оставьте дело у нас, получите расписку, вы свободны.
   И я оказался свободен от этого дела и от Костина, и никогда о них больше не слышал и не видел. Правда, я не был бы сыщиком, если бы не узнал, что та симпатичная женщина, приходившая ко мне, была близкой родственницей председателя Президиума Верховного совета одной из союзных республик СССР.  С таким уровнем «защиты» преступников райотдел БХСС, конечно, совладать не мог.
Спасая от наказания преступников из  своей  среды,
номенклатура наказывала тех, кто осмеливался её разоблачать. По указанию Московского горкома КПСС органами КГБ  было сооружено дело о "злоупотреблении   служебным положением" на начальника московского ОБХСС Гришина, добившегося отдачи под суд крупного взяточника Галушко - первого секретаря Куйбышевского РК КПСС  Москвы и члена бюро горкома.  Гришин  был  арестован и осужден.

МАФИЯ ДАЛЬНОБОЙЩИКОВ
   Ещё была такая привилегированная каста - организованные группы водителей грузовиков, крепкие парни, с властями на ты, дверь любую открывают. С руководством предприятий они входили в преступный сговор, заполучали железо, краски, стройматериалы и везли, скажем, на Украину. Соотношение цен примерно 1:10, здесь лист железа – 1 рубль, там – 10. На постах они милиции отстёгивают, их никто не проверяет, не задерживает. В рейс идут двумя-тремя машинами для страховки. Причем одна – две машины везут легальный товар по настоящим накладным и путевым листам. Возвращаются в Загорск, гуляют в «головном», так назывался в народе ресторан в железнодорожном вокзале.
   Несколько раз мы пытались их взять с поличным, одного железа я изымал вагоны. Один раз в автоколонне 1128, они подготовили железо на вывоз… В общем, взяли мы этого парня с поличным, осудили его на 8 лет. У него было две жены сразу. А в его записной книжке - телефоны первого секретаря, председателя исполкома, кого там только не было, была там и моя фамилия. Он бравировал среди своих:
   - Подождите пару минут, я зайду в исполком, перетру одно дельце с председателем…
   И вот он нагрузился алюминием, это такие бухты, изготавливались в Дмитрове для постройки аэродромов, укладывали из них взлётно-посадочные полосы. Он стал выезжать с завода, а тут наши: стоп, дружок!
В Дмитрове провели ревизию, всё подтвердилось. После того, как он отсидел, мы встречались. Безо всяких обид. У нормальных воров на нас обиды не бывает. Ты убегаешь, я догоняю.
А бывали и, можно сказать, курьёзные случаи. В горкоме партии в одном из отделов начали пропадать деньги, ценные вещи. Уж они и так, и сяк пытались разобраться «не вынося сор из избы», ничего не получалось. Начальник отдела обратился к нам за помощью. Не буду вдаваться в детали оперативной разработки, но всё сходилось к тому, что виновник хищений работает в том же коллективе. Тогда мы «снарядили» кошелёк одной из работниц небольшой, но очень эффективной «химической миной».  Владелица кошелька в этот день должна была получить отпускные, что не могло не заинтересовать предполагаемого воришку. 
   Представляете, как удивились коллеги, когда, вернувшись после обеденного перерыва, застали одну из сотрудниц в слезах, пытающуюся оттереть с лица сиреневые разводы. Напрасно она это делала. Следы наших «химических ловушек» даже спецсредством отмывались лишь несколько дней спустя.
  
САШКА                                                                                               
    Молодежь в Загорске делилась по местам обитания: клементьевские, кинотехникумовские, центровые, ремеслуха. Выясняли отношения в Парке культуры и отдыха, там, где сейчас опять Пафнутьев сад, отданный Лавре. Вход туда был платный, а граждане помоложе, конечно, перелазили через забор. В парке патрулировали солидные люди, такие как Дудин Иван Пантелеич,  и другие его возраста. В патрульно-постовой службе Министерства охраны общественного порядка служили бывшие фронтовики. И вся городская шпана обращалась к ним уважительно: «дядь Петь», «дядь Коль», и канючила, подчас размазывая сопли и слёзы по грязным щекам: «дядя, мы больше не будем…»                                                                         
   Постовых уважали и боялись. Иному злостному хулигану говоришь: иди в дежурку, скажи, чтобы тебя закрыли. И шли!     Вот еду на машине. Двое подвыпивших, один из них известный хулиган по кличке Салям, выясняют отношения. Останавливаю машину, выхожу, говорю Саляму: - Сейчас идешь в дежурную часть, скажешь Моткову (это дежурный), что я тебя велел закрыть в камеру.
  Еду дальше и за делами про Саляма забываю. Приезжаю в райотдел, вхожу в дежурку, там Салям отирается: «Анатолий Васильевич, я ему уже три часа твержу, чтобы закрыл меня в камеру». Милицию побаивались, но и уважали. Другой случай вспомнился:
   Жил у нас в городе один известный и уважаемый человек, директор известного предприятия, но сын его – Сашка - стал бандитом. Отец его приходил ко мне и плакал: - Толя, помоги. Я пацан против него…  Каждую ночь приходит пьяный вусмерть…                                                                                        
   Даю команду, привозят ко мне этого Сашку.  Он учился в институте, бросил, стал бандитствовать – грабежи, налёты, без оружия не ходил. Загорские девчонки его боялись пуще огня. И был он волк одиночка. Ни с кем не группировался, ни с кем не делился. Сидел, вернулся…  Днём с ним беседуешь, соглашается, что сидеть в тюрьме плохо, надо честно работать, а ночью…                                                                                               
 А вспомнилось мне, как едем мимо военкомата, что был на улице Шлякова, и видим: сотрудники милиции скручивают одного небезызвестного бандюгана и пытаются усадить в машину. Но тот был крепким парнем, к тому слегка шизофреником, к тому же в данный момент сильно выпившим, и наши не могут с ним справиться. Мы с Иваном Васильевичем останавливаемся, начинаем помогать нашим милиционерам, - но всё равно никак задержанного в машину не затащим. Вдруг над нашими головами – только руки замелькали по этому бандюгану – тресь, тресь! – он как сноп повалился в машину. Оборачиваюсь – этот самый Сашка. Пьяный, конечно. И он этому в машине: - Да ты знаешь, с кем разговариваешь, это же Русаков! А мне как прикажете к происходящему относиться? Сашку этого тоже надо брать…. 
 Молодой он был парень, тогда ему 30 лет не было. А потом то ли убили его, то ли чего. Сгинул куда-то, больше его не видели. А отец и мать его умерли только из-за него… Но убийств за ним не числилось, одни воровские дела - грабежи, кражи… А какие прекрасные у него были родители! Вот и говори после, что яблоко от яблони…    
В обыденном представлении сын вора становится вором, но наследственность определяет далеко не всё.  Знал я одну семью: сестра – воровка на доверии, а брат – Мишка – умный человек, вел честную жизнь. В иной семье родителей-пьяниц дети растут нормальными и вырастают достойными людьми, а у нормальных людей вырастает такой вот Сашка. Не первый век бьются над этим вопросом криминалисты, и не только криминалисты, - педагоги, психологи, философы, но ответа пока не нашли. И найдут ли, кто знает… Человек – это такая бездна! Достоевский вроде смог описать, а объяснить кому под силу?

ЧЕСТНЫЕ ВОРЫ
Идём мы по городу с женой, останавливает нас Галя, по кличке Корова. Плачет: Анатолий Васильевич, смотрите – рвёт на себе кофту, показывает на груди порез. Генка меня порезал! Оказывается, было у них воровское толковище, обсуждали милицейских, кто-то обо мне плохо сказал, Галя заступилась, и вот получила. Да, не только мы им «косточки моем». Они нам тоже, вот и до драки дело доходит.                    Как-то попадаю в аварию и лежу в больнице. Открываю глаза: она! Работала там санитаркой. Вечером пьянствовала и всё такое. «Ну, что Анатолий Васильевич – отбегался?» День-два-три лежу, как-то приходит Галя и спрашивает, не могу ли дать ей в долг. Говорю, что деньги лежат в тумбочке, может взять, сколько надо. Взяла 5 рублей, - немалые деньги по тем временам, и вернула. 
А как-то дал в долг пистолет. Да-да. С бандитскими группировками у нас были определенные «отношения». Мы их старались контролировать. Ведь уничтожать их нельзя, неизбежно появятся новые, уже неизвестные и без внедрённой агентуры. И мы уже не будем знать их цели, задачи, намерения. Год примерно 1975-й. Приходит один из лидеров такой группировки, весь такой… задёрганный. «Попал я на ножи, выручайте, Анатолий Васильевич, иначе завтра убьют!» Рассказывает свою историю, из которой выясняется, что ему нужно завтра доказать подельникам, что у него имеется ствол. Спрашиваю, когда вернёт. Послезавтра во столько-то! Отдаю свой ПМ. На следующий день получаю обратно. При этом, конечно, были не просто сомнения, а очень даже серьезные переживания. Кто бы из руководства поверил, что начальник милиции вот так за здорово живёшь подарил свой пистолет бандиту? Или представляете, если бы моё оружие оказалось замарано в преступлении? Но в то же время я знал, что если такому вору поверишь, то он из воровской ли своей бравады или, собрав крохотки совести - в любом человеке они остаются – сделает всё, чтобы твоё доверие оправдать. Приезжает делегация. Показываем  Лавру, ведём в Золотое кольцо. А в том ресторане кто только не собирался по вечерам. Дым коромыслом, у туалетов разные людишки тусуются, девушки промышляют… Входишь в зал оглядываешь: ага, сидит наш подопечный. Говоришь: пусть подойдёт. Подходит. - Сергей Иваныч, - говоришь. – Я тут буду три часа. С людьми. Задача ясна? – Нет вопросов.
И я уже знаю, что везде будет исключительный порядок, и кто бы куда бы не пошел, с ним ничего не случится. И в самом деле, в зале воцаряется атмосфера как в институте благородных девиц, никто между столиков не блуждает, никого не надо успокаивать в баре и в туалет можно заходить безбоязненно. Я не идеализирую этих людей. Не пытаюсь убедить вас, что они хорошие. Они очень плохие. Но пытаюсь донести простую в сущности мысль: для того, чтобы наводить среди них порядок, надо самому их знать и чувствовать их жизнь.

АРМЯН
Иду по рынку, подходит незнакомый парень: - Здравствуйте, я знаю, что вы начальник милиции, можно как-нибудь к вам зайти, есть разговор. - Приходи, - говорю.
В один из дней он приходит, представляется: я – Армян. Недавно освободился, вот приехал. Про себя рассказывает, что вор, но не в законе, блатной. Одет хорошо, ведет себя, как и все они, с этаким перебором форса и заявляет мне: если у вас какие-нибудь проблемы, могу помочь с их решением. Я подобной наглости даже не удивился, довелось уже всяких насмотреться, поэтому отвечаю спокойно, что да, мол, есть проблемы: - Вот ты, Витя Дунаев, по кличке Армян, по рынку ходишь, а мне каждый день докладывают - рыночный народ от карманных краж не знает, куда деться…                                                                                                                                                                  Решим этот вопрос, отвечает, но может ещё чем помочь? Объясняю, что один тип, по кличке Зуб, обитает на малине по такому-то адресу, тоже беспокоит нас. Больше не будет, отвечает.                      Проходит недолгое время – кражи на рынке прекращаются совсем. А один человечек, который на ту хату, тоже захаживал, рассказал при случае, как не успели они в железнодорожный за «огнетушителем» сбегать, туда-сюда, как входит такой, весь из себя и спрашивает: кто здесь Зуб? Володька Мураченко по кличке Зуб встает со стула: ну, чего тебе? Вошедший, не говоря ни слова, так двинул ему, что Зуб улетел в угол и затих. Вошедший стул с пола поднял, сел и представляется: а я – Армян. Вынимает пачку денег, швыряет на стол:  – Так, быстро, ты - за водкой, а ты -за закуской. Потом начинается у них толковище…
Витя-Армян тут освоился, но вёл себя тихо, мы же за ним, конечно, присматривали, затем он нашёл себе подручного по кличке Гурд – в детстве эти ребята, похоже, ходили в кино и даже посмотрели «Королевство кривых зеркал». А на вокзалах в разных подмосковных районах начались кражи из камер хранения, которые тогда только вошли в наш обиход. И что вы думаете? Этот Витя-Армян садился в зале ожидания и на слух запоминал щелчки запираемого замка! Замки тогда были простенькие, не то, что сейчас, но всё равно, открыть цифровой замок по запомнившимся звукам сможет, наверное, не всякий.
Этот Витя 7 лет отсидел в «крытке» (в тюремной камере) и был очень авторитетный вор. А погиб он глупо в поезде дальнего следования. Пошли они с Гурдом на дело – украли вещи из купе, - и тут милицейский наряд. В завязавшейся перестрелке Армяна убили, а Гурд пропал, больше его никто не видел.
Помню, до появления Армяна ещё, Гурда как-то взяли, приводят ко мне, он из себя такого крутого строит. А я смотрю: обычный парень, никакой не бандит. Спрашиваю: Саша, ты когда обедал последний раз? Он заплакал…
Если на допросе начинаешь унижать человека, или вести себя не по человечески – ничего не добьешься. Надо сесть рядом с ним, поговорить на таком же языке.
Вот опер задаёт первые вопросы: где работаешь? Напротив сидит Букварь (кличка такая): - В гортопе. Это была такая организация, снабжавшая население дровами и углём. На блатном языке «гортоп» - это всего-навсего «топать по городу», то есть нигде не работать. Молодой опер старательно записывает «место работы», и Букварь начинает с ним игры играть. А опытный спросит: много ты там натопал? Но всё надо делать с уважением к людям. И наши действия должны
быть понятны людям.

Записал Анатолий Северинов, фото из архива Анатолия Русакова